Саша подошел на исповедь к батюшке. Не прошло нескольких минут, как он подходит ко мне ‒ лицо сияет, сын ожил! Говорит, что батюшка приглашает его пожить здесь, при монастыре. Трудно мне было расстаться с ребенком, но видя его счастье и воодушевление, согласилась. Он прожил при монастыре два года, трудился, подружился с юношей его возраста из Белоруссии, тоже Александром, сейчас тот уже иеромонах Антоний. А мой сын женился и служит на Украине священником.
С тех пор я и оба моих сына постоянно приезжали на исповедь к батюшке. Младший ‒ Женя ‒ стал регентом и приезжал к батюшке на праздники со своим хором, пели службу. В один из отпусков я помогала на кухне на Покровском скиту. Понятия еще были мирские, про себя думала: «Что тут делают в лесу эти сестры? Зачем они здесь сидят в глуши, в нищете? Ничего в жизни не видят…» В то же время душа чувствует, что состояние мое ложное, что я тону в гордыне и хвастовстве. Тут сестры мне говорят: «Сейчас мы ждем батюшку, он будет проездом. Подойди под благословение. Если есть что, напиши грехи». Я только махнула рукой: «Тут закрутки, столько работы! Я должна все сделать, банки закатать для скита». Как та евангельская Марфа ‒ суета всяческая.
Сестры говорят: «Вот батюшка подъезжает. Пойди, возьми благословение». Я опять махнула рукой, но все же нехотя пошла, когда батюшка уже со всеми поговорил и собирался уезжать. Успела написать несколько грехов и уже бегом подбегаю, протягиваю записку. Он спрашивает: «Что это?» ‒ «Грехи». ‒ «А! Да у меня своих полно», ‒ и не берет. Я в шоке, не зная, что делать, возопила: «Батюшка! Тону в гордыне и хвастовстве!» Он повернулся ко мне: «А чем хвастаться? Не твое, а Божие!» Меня как будто всю сотрясло, чувствую: выскочило из меня что-то и в лес побежало. А я чуть в обморок не упала, отошла к березам, держусь за ствол. Сестры подбежали: «Татьяна, что с тобой?» А я плачу навзрыд. Трудно мне было поначалу исповедоваться. Я все говорила, что сестры это делают не так, то не так. Батюшка так аккуратно, так мягко и ласково в самое ухо шепчет мне: «Говори свои грехи». А вырвать из себя грех было невозможно, помыслов туча: «Зачем смущать батюшку? Он тебя будет сторониться» и прочее. Но я один раз преодолела себя, сказала главное, что было на совести. Второй раз попробовала, сказала то, что больше всего не хотелось бы говорить. И потом стало легче и легче с каждым разом исповедоваться. Мне стало невыносимо носить в себе грех, чувствую: если один утаила, начинаю и другой утаивать, и они в душе разрастаются, как поросль от корней. Так батюшка исподволь, очень деликатно, научил вырывать из себя грех и очищать душу. Царство ему Небесное!
