Прошло около года после моего крещения, и как-то Николай сказал: «Хочешь, можешь съездить к нему. Адрес тебе скажу. Записывать нельзя, нужно запомнить. За ним следит КГБ». Назвал адрес в Иванове и место служения батюшки – кафедральный собор. Я собралась и отправилась в путь. Поезд прибыл утром. Пришла в собор, пытливо всматривалась в священников, спросила у кого-то из прихожан, это ли о. Амвросий. Ответ был отрицательный. Тогда пошла по указанному адресу, несколько раз проходила мимо нужной улицы, в конце концов разглядела название: «улица Ремизная». Подошла к дому. Николай объяснял, что откроет монахиня Марина (в крещении Галина), скажешь, что из Симферополя, от меня. Открыла действительно монахиня. Я сбивчиво сказала, откуда я, от кого: «А вы, наверное, монахиня Марина, бывшая Галина...» Она долгим взглядом испытующе посмотрела на меня. Позже стало понятно, что подсылали разных людей, в том числе молодых, чтобы батюшку как-то скомпрометировать, подставить перед властями. По советским законам вовлечение молодежи в религиозную деятельность преследовалось. Матушка Марина пригласила меня в дом.
Батюшки не было. Он уехал в село Красное за картошкой, как я поняла из беседы присутствующих. Их было немного: два молодых человека – Николай и Леонид, Галина Львовна и монахиня Евстолия, занятые на кухне с матушкой Мариной. Я сидела долго, до темноты, когда наконец в окнах засветились фары машины, все забегали: «Батюшка приехал! Батюшка приехал!» На меня накатила какая-то необъяснимая волна эмоций – благодарности вместе с угрызениями совести: «Что же я тут сижу на диване! Люди меня накормили, не выгнали, а я тут сижу просто так...» И как только я вышла в прихожую за платком утереть слезы, в тот же миг на пороге появился батюшка. Он посмотрел на меня, и его лицо сияло такой радостью: «О! Приехала!» Лучистые глаза будто говорили, как он соскучился по мне и как рад видеть! Меня это сразило наповал! Так меня никто не встречал никогда, даже родители.
После трапезы батюшка пригласил к себе в келью, расспросил, откуда я и как. В этот день дом был практически пуст. А дело было под Новый год, и 31 декабря стали потихонечку съезжаться гости, которые к ночи наполнили весь дом. Стояла елочка, на ней висели поздравительные записки, и, как выяснилось, каждый срезал для себя записочку с пожеланием. Не помню, что досталось мне. Поразил сам факт такого необычного празднования Нового года. Остальные подробности стерлись. На всю жизнь запечатлелось это сияющее радостью лицо батюшки в момент первой встречи. Он пригласил: «Ну, приезжай к нам».
Потом приехала летом. В то время я училась в университете (получала второе высшее образование), занималась спортом. Батюшка говорит: «Нам нужна псаломщица в село Михайловское. Ты там учишься, думаешь, умнее будешь? Давай приезжай! Там храмик – золото, служил там священник, который 25 лет сидел в лагерях за веру, за селом есть дивный источник». И я уже полюбила это место по его рассказам, а потом он и свозил меня в Михайловское. На сердце легла мысль: нужно принять это предложение и благословение.
К тому времени от дедушки с бабушкой мне осталась квартира в Донецке. Когда объявила родителям, что хочу уехать в Ивановскую область, поменять квартиру на Иваново, они не могли понять, какой дурак меняет Донецк на Иваново? Очень сложно было решиться на какой-то шаг, ехать в незнакомое место, заниматься незнакомым делом. Батюшке я говорила, что нужно еще выяснить, есть ли у меня музыкальный слух, да и петь на клиросе – это же целая наука. По милости Божией в Донецке нашелся человек, который имел опыт регента хора в Даниловском московском монастыре. Он согласился позаниматься со мной церковным уставом и обиходными распевами. Все это усваивалось очень сложно в отрыве от практики. И он мне говорит: «Вот о. Амвросий сказал переезжать. А нужно бы спросить еще отца Наума в Сергиевой лавре». В очередной приезд к батюшке я сообщила, что собираюсь к о. Науму спросить о том же. Он промолчал, а я ничего не поняла и поехала к о. Науму. Он ответил: «Переезжай и побыстрее». Это был 1988 год. Вернувшись в Донецк, рассказываю своему регенту, а он: «Знаешь, там есть еще отец Кирилл, к нему бы еще съездить». Попала я и к о. Кириллу с этим вопросом. Он подарил пасхальное яйцо и сказал: «Чтобы было спокойно, нужно сделать так: квартиру сдать на время, поехать пожить, потрудиться. Если на сердце ляжет, то можно и переезжать». Это был тот совет, который я готова была понять и принять. Мой регент говорит: «А знаешь, вот есть еще о. Богдан в Почаевской лавре». Ну, уж тут я ответила: «Больше никуда не поеду. Мне все понятно. Буду действовать, как посоветовали». Родители мое решение не одобрили, но, деваться некуда, смирились.
Когда приехала в Иваново, батюшка говорит: «Нужно идти на прием к архиерею, чтобы получить назначение на приход». Было лето, я прибыла в яркой одежде, обычной для молодежи на юге. Батюшка советует: «Нужно что-то поскромнее, а то владыка скажет: что за пляжница к нам приехала?» Нашли подходящую одежду, и я отправилась в Епархиальное управление.
Там ждали приема многие, в том числе священники: иеромонах Дамаскин (Орловский), иеромонах Геронтий из Фурманова, иеромонах Иероним – как раз настоятель храма в Михайловском. Ждала долго, прислушивалась к разговорам, стараясь впервые вникнуть в новую для меня атмосферу, понять, как себя вести. Наконец, подошла моя очередь, вошла к владыке, объяснила, что по благословению о. Амвросия кандидат на приход. Людей на приходах не хватало, а батюшка в этом смысле был богатым – богатым людьми, и владыка обращался к нему за помощью. В Михайловском уже находилась одна из его духовных чад – Надежда из Ровно. Владыка спросил: «Знаете ли вы устав церковный?» – «Нет». – «Знаете ли гласы?» – «Нет». – «Умеете ли читать на церковнославянском?» – «Умею». Владыка предложил мне поехать в Комсомольск. Я спрашиваю: «Как же так, ведь батюшка благословил мне в Михайловское?» Владыка посмотрел, улыбнулся: «А скучно там не будет?» − «Когда же скучать? Нужно учить гласы, устав!» Архиерей написал назначение. Батюшка решил сам меня отвезти. Приняли, напоили чаем. Началась моя новая жизнь.
Периодически я ездила в Иваново к батюшке. Эти дни всегда были полны вдохновения и подъема, у батюшки собиралось много интересных людей, большинство из них впоследствии стали монахами и служителями Церкви.
Великим постом 1990 года в Иванове шла борьба за передачу верующим Введенского храма. Я приезжала в это время на Ремизную, знала об этих событиях, что верующие объявили голодовку, требуют передачи здания храма Церкви. Власти сопротивлялись, не предпринимали никаких мер по освобождению здания от фондов областного архива. Наверное, существовали и объективные сложности, но тем не менее решения, принятые в Москве, не выполнялись на месте. Для того чтобы ускорить этот процесс, староста зарегистрированной православной общины Введенского храма и еще три женщины объявили голодовку. Когда я ходила к кинотеатру «Современник», их уже перевезли оттуда в машинах милиции к храму, и они лежали на паперти. У кинотеатра я видела пикеты с плакатами. Это событие косвенно предсказывал преподобноисповедник Леонтий (Стасевич), который служил в селе Михайловском до своей блаженной кончины. Он говорил: «Скорее закроется “Красная церковь” в Иваново, чем храм в Михайловском. А в свое время “Красную церковь” вернут, но тогда вся земля содрогнется». И действительно, в результате внимания общественности, внимания журналистов, в том числе иностранных, к событиям борьбы за храм, весь мир узнал об этом, имело место такое информационное потрясение, о котором образно говорил о. Леонтий: «Вся земля содрогнется».
Я по-прежнему служила на клиросе в Михайловском храме, когда в Иванове в 1991 году открылся монастырь. Уже в апреле-мае батюшка сказал мне: «У нас монастырь открылся. Хочешь к нам?» – «Хочу!» Единственное, непонятно было, кем меня заменить. Михайловское – место достаточно уединенное и удаленное от цивилизации, прихожан там совсем мало, молодежи нет, петь на клиросе некому. Была еще там жива баба Настя (в постриге монахиня Елисавета), которая служила с о. Леонтием, но она совершенно состарилась, могла только немножко читать. Батюшка прислал туда двух девушек, обеих звали Ольгами. Им я передала клиросное послушание, а сама после Покрова переехала в Иваново. Уже через неделю меня одели в подрясник в день памяти апостола и евангелиста Луки. Батюшка тогда сказал: «Мы никого еще так быстро не одевали». Вместе со мной одели в подрясник Таисию Кушнир (ныне схимонахиня Таисия).
Прошло немного времени, и батюшка благословил готовиться к иноческому постригу. Это был первый постриг в только что основанном монастыре. Через несколько дней батюшка опять меня вызывает и говорит: «Знаешь, нам нужно постричь Антонину. А чтоб владыку не обременять, много людей не набираем. Тебя – в следующий раз». – «Хорошо. Как благословите». Но тут приезжает мой крестный Николай Доненко, которого недавно рукоположили во иерея, и он первый раз посетил духовного отца уже в священном сане. Батюшка снова меня вызвал: «Будем постригать!» − «Хорошо. Как благословите». Наверное, батюшка решил сделать подарок о. Николаю: постричь его крестницу в его присутствии. Я хоть и не понимала до конца, что такое постриг, но принимала все по послушанию батюшке, а дальнейшее осмысление монашеской жизни происходило уже в процессе, на практике, в течение многих лет.
Батюшка был подлинным воином Христовым и своей жизнью, своими поступками учил нас тому же. Он стяжал добродетели незлобия, терпения, смирения и любви. Возле него всегда ощущались тепло и мир. Даже при внутренних нестроениях в душе стоило приблизиться к батюшке, не говоря еще ни слова, как буря и смущение прекращались. Это был явственный знак того, что благодать Божия через него, через его молитву действовала, и все внутри умиротворялось.
Богу угодно было направить мои стопы в другую епархию – открывать и восстанавливать Дальне-Давыдовский женский монастырь. На расстоянии я многое вспоминаю из поступков и слов батюшки. Всплывают такие моменты, которые раньше казались незначительными, а теперь это для меня существенные подсказки и большая помощь на новом поприще, в новом послушании, возложенном Церковью. Слава Богу! Жизнь во Введенском монастыре под руководством батюшки о. Амвросия протекала почти четверть века. Пришлось видеть пришедших от начала, как менялись судьбы людей, принимающих решение послужить Богу, как постепенно менялось их внутреннее расположение. Проживая вместе искушения и монашеские искания, мы видели результат благословений, данных батюшкой, внушенных ему Богом для нашего руководства. Это редкий опыт – жить в большом, многочисленном монастыре много лет и видеть вот это возрастание, движение монашеских душ на пути к Богу под руководством одного духовника. Батюшка очень бережно относился ко всем нам. Но при этом, если дело касалось исправления страстей, грехов, духовных болезней, он был очень твердым искоренителем этих немощей и страстей. Как хирург, он твердой рукой, порой очень чувствительно для самолюбия и гордыни, исправлял и врачевал. И я благодарна Богу и батюшке за тот труд, который он положил, воспитывая мою душу, пораженную грехами и страстями. Слава Богу за все! И батюшке – вечная память!
