Тогда мы приехали перед самым Петровым постом, но что-то сорвалось, и венчание не состоялось. А роспись в ЗАГСе уже нельзя было отменить. По этому случаю собрались отпраздновать в небольшой квартире. Нас было человек шесть за столом. В это время звонок в дверь. Открываю. Стоит человек в серенькой курточке, в берете и шарфе. Лето, я удивился такой форме одежды. Он спрашивает: «А Ольга здесь живет?» ‒ «Здесь. Заходите». Ольга вскочила: «Ах! Батюшка!» Скорее на голову платок надела. Он прошел в комнату, видит стол накрытый, спрашивает: «А что?» ‒ «Да вот, расписались сегодня». Прошел по квартире посмотрел. На меня и сестру Ольгину глянул: «Есть где переночевать?» Ольга говорит: «Ну да…» Потом открыл дверь на площадку: «Ну, заходите...» И вошла гурьба молодежи, человек пятнадцать, не знаю, где они уместились там. Вот так мы познакомились.
В том же году нас повенчал о. Никон, который служил на приходе у схиархимандрита Амвросия. Батюшка пригласил нас в Почаев. Исповедались, причастились. Народу к батюшке ехало без счета. Как войдешь в Успенский собор, справа там такая ниша, где батюшка сидел на исповеди. И к нему – толпа народа. Потом прошли с экскурсией, которую он проводил по монастырю. Я вот тогда сделал знаменитую фотографию – батюшка с ключом стоит. Это было в 1977 году.
После этого батюшка выпустил брошюрку «Яко с нами Бог», которую в народе называли «Пчелка», потому что рассказ там ведется о пасечнике Демьяне Лукиче. Ее перепечатывали на машинке под копирку и в таком виде распространяли. Книжечки эти связывали в пачки, и часть такого тиража привозили в Москву. А где хранить? У меня комната была на Черемушках. А в комнате одна кровать. Вот под кроватью хранили. И когда кому-то нужны были эти книжки, звонили нам: «А можно медку у вас?» Я спрашиваю: «А сколько надо?» ‒ «Ну, баночку-две». Сколько баночек, значит, столько пачек. И договаривались где-то встретиться, либо я привозил к Ольге на проспект Вернадского, туда приезжали и забирали. А в комнату к себе, где хранились, я никого не водил. Если бы меня засекли, то лет 5 точно бы схватил, а может, и больше. Тогда это пресекали жестко и за отцом Амвросием следили.
В Почаеве его недолюбливали, потому что он строго придерживался устава о посте и всем об этом говорил. А у западных украинцев насчет поста свои представления. Как батюшка говорил: «Ну, ты колбаску в пост ела?» ‒ «Да ела, но я ж ее выжарила». Батюшка таких не допускал до Причастия, и это вызывало взрыв негодования, жаловались наместнику. Кто-то решил за о. Амвросия заступиться, передали информацию на радиостанцию Би-Би-Си о преследовании в Почаеве игумена Амвросия, чем всполошили наших чекистов…
Я работал водителем в Издательстве Московской патриархии и по работе ездил в Корецкий монастырь в Ровенской области. Решили заехать к о. Амвросию в Почаев. Оказалось, как раз вовремя: его уже выгнали из Лавры, и он собирался уезжать. Мы забрали вещи и перевезли их в Струнино к батюшкиным родным. Потом почила его мама схимонахиня Евстолия. Батюшка из Почаева привез ее на поезде в Москву на Киевский вокзал. А я у владыки Питирима попросил ПАЗик, и с Киевского вокзала привезли гроб с телом в Струнино, там схоронили.
Немного пожив в Струнино, батюшка уехал на Кавказ с Сергеем Конобасом и Павлом Пакуловым. Около года я о нем ничего не знал, не слышал. А когда вернулся, то, помню, Пасху мы встречали в Спас-Бродах, на станции Балабаново. Там о. Никон служил, который нас венчал. Какое-то время о. Амвросий еще в Струнино жил, ездил, искал место. В Калужской епархии был архиереем тогда его однокурсник епископ Илиан, не взял его, боялся властей. Потом до нас слух дошел, что батюшка уже в Ивановской области получил место священника в селе Жарки. Вот я осенью первый раз туда поехал с Гитой Львовной Левинсон, погрузив батюшкины вещи и какую-то мебель. От трассы до Жарков грунтовая дорога по полю. Осень, дожди. На полдороге в канаве я застрял. Вдруг откуда ни возьмись народ появился – девчонки. Вытолкали машину, разгрузили. После этого несколько раз ездил, оставлял уже машину у какого-то амбара в Петухово, сам шел пешком.
Ольга поехала тоже осенью с двоюродной сестрой, они там заблудились, ходили от одного леса к другому, уже отчаялись в темноте, пока на колокольне не зажегся свет. Батюшка сделал такой «маяк» из рефлектора-отражателя и обычной лампочки, поставил его на колокольне. И на этот свет вышли.
Жарки – это была наполовину брошенная деревня, жили в двух или в трех домах. А как узнали, что о. Амвросий там служит, стали приезжать, оставались жить. Лена Гавриленко из Винницы, зубной врач, под Пучежем в с. Новленское устроилась работать. Наташа Христенко из Киева – в магазине, Наташа Злых из Струнино – на почте. Наташа киевская сначала переехала в Москву, устроилась в какой-то трест художницей, одно время жила у меня на квартире вместе с моей мамой. Ей уже выделили комнату в общежитии, московскую прописку, а она сорвалась и уехала в Жарки. Тогда ведь за прописку московскую люди чего только не делали – женились и замуж выходили.
Как батюшка в Жарках появился, поехал к нему народ, поезда до Кинешмы стали заполняться, от Кинешмы автобусы битком. Власти это сразу заметили. Стали следить. Перевели его в село Красное, потом – в Иваново. И где бы батюшка ни жил, он везде делал в домах полати двухэтажные из досок или жердей, так как народу всегда приезжало много.
Весной 1989 года я приехал к батюшке в Иваново на ул. Ремизную. Он говорит: «Поедем со мной». Сели, приехали к Введенскому храму. Ворота были красивые, с ажурными решетками. Мы зашли, никто нас не остановил. Постояли, посмотрели вверх на купола. Батюшка спрашивает: «Хороший храм?» ‒ «Конечно, хороший, красивый». Вошли внутрь. Никого нет. Снизу доверху идут деревянные этажи-стеллажи, заставленные архивными документами. Кто-то вышел, увидел нас: «Вы как сюда попали?» ‒ «Да вот, хотим, чтобы в этом храме была служба, хотим приход открыть». – «Никакого тут не будет прихода! Кто вас сюда пустил?»
После этого батюшка организовал двадцатку, стали подавать прошения в разные инстанции об открытии храма. В конце концов голодали. И добились! Открыли Введенский храм. Батюшка все еще в Преображенском соборе служил, а здесь начали служить в малом храме, который устроили в одном из подсобных помещений, служил там о. Никифор. Постепенно батюшка стал приглашать сюда своих духовных чад. Приехала матушка Мария (Перепеча). Мечтали о том, чтобы открыть монастырь. И патриарх Алексий II благословил.
Помню, как начинали поднимать скиты. Старое подворье, Романовское, Ильинский храм в Гавриловом Посаде... Потом как-то поехали на пасеку. Там тогда вагончик стоял и круглый ангар, в котором устроили палаточный храм...
...Батюшка сформировался в эпоху атеистическую, эпоху гонений. А в 1990-е годы, когда репрессии прекратились, разрешили открыто проповедовать. Помню, как в Москве целый кинотеатр у метро Калужская заполнялся народом, и батюшка говорил проповеди, вел беседы. Никаких афиш не было, не было объявлений в газетах. Батюшка звонит, допустим, мне или кому-то другому: «Я буду тогда-то там-то выступать». Я звоню своим знакомым, те – дальше, и так перезванивались, сообщали друг другу, и всегда был аншлаг. Потом создали общество «Радонеж», Алексей Рогожин стал редактором газеты и радио «Радонеж». О. Александр Гуляев отдал свою квартирку под «штаб», и батюшка часто приезжал в Москву. Стали издавать книги: «Яко с нами Бог», «Исповедь», я развозил тираж по храмам.
Когда батюшка стал в Москве выступать на радио, люди из Москвы стали в Иваново приезжать, в монастырь. Уже было куда приехать на именины к батюшке, на праздники. Постепенно рос монастырь, и люди находили здесь тепло, добрый совет, утешение.
