В тот же день батюшке стали делать уколы и капельницы, ему стало заметно лучше, и я возрадовался. Врачи говорили, что такое состояние с высокой температурой и кашлем может длиться 7–8 дней, надо просто перетерпеть. Я так и думал: батюшка – боец, крепкий, очень терпеливый, и болел не первый раз. Думал, что и в этот раз он перетерпит, переболеет, и мы вернемся на подворье восстанавливать его силы.
Во вторник батюшка чувствовал себя еще
лучше. Но уже со вторника вечера появился кашель, такой, что он «заходился»,
лежал на боку и кашлял, лицо становилось пунцовым, температура поднималась до
39°С. Мне было страшно смотреть, бежал к врачам, просил, чтобы как-то облегчили
его состояние. Они давали таблетки, делали уколы, становилось чуть лучше, но
кашель так и не проходил.
В среду состояние было с переменным
успехом. С утра температура была 36,4°С. Но кашель не проходил, он так же
заходился лежа. Я просил: «Батюшка, перевернитесь на живот». Его с самого
начала подключили к кислороду. Содержание кислорода в крови падало. Когда нас положили,
показатель кислорода был 93–96% ‒ почти норма. Но потом уровень кислорода стал
падать до критичных значений – 78–75%. Я спрашивал врачей: «Может, Ваши приборы
что-то неправильно показывают? У батюшки вообще руки мерзнут, у него, наверное,
кровообращение нарушено с возрастом, потому приборы показывают низкие
значения». Но врачи сказали: «Нет. Если бы это было так, то при поступлении
такие же низкие значения были бы».
В среду днем батюшке удалось выспаться, к
вечеру был немного бодрее. Я подсел к нему на кровать, мы разговорились. Мне
пришло желание исповедоваться. Господь милостивый меня вразумил. Оказалось, что
это было последнее Таинство Исповеди, которое совершил батюшка. Я говорю:
«Батюшка, можно мне исповедоваться?» Он говорит: «Можно». Я одел ему подрясник,
дал епитрахиль, поручи. И стал ему говорить то, что давным-давно хотел
рассказать, но все откладывал: «Вот будет время, будет...» А тут я батюшке все
рассказал, что меня давно мучило. Батюшка все эти моменты лично мне
растолковал. В конце я встал на колени под епитрахиль. И случилась удивительная
вещь в этот момент. Батюшка положил на меня и епитрахиль и свою руку, прочитал
разрешительную молитву и перекрестил. Я думал – всё. Нет. Батюшка еще раз
прочитал надо мной разрешительную молитву. И опять перекрестил. Потом третий
раз прочитал надо мной разрешительную молитву. И перекрестил. Потом в четвертый
раз он прочитал надо мной какую-то другую молитву. И перекрестил. Так батюшка
меня исповедовал первый раз в жизни. Через эту исповедь я такое утешение
получил от батюшки, что он так истово отпустил мне грехи, так истово меня
благословлял и крестил, с такой любовью. Я ему ноги поцеловал за это. Потому
что батюшка настолько дорогой мне человек, я его настолько люблю...
Перед тем как лечь в больницу, в
воскресенье, батюшку причастил на подворье отец Николай (Горбачев). Следующий
раз он причастился в среду днем. Пришел отец Даниил (Маханов), принес Святые
Тайны. Я предложил батюшке причаститься, но он сказал: «Мне нужно сначала
исповедоваться». Я говорю: «Батюшка, если пустят... Сюда в инфекционное
отделение вообще никого не пускают». Теперь я жалею, что не сделал все
возможное, чтобы пустили священника для исповеди. Сам я отказывался верить, что
батюшка не выйдет из больницы. И вот, отца Даниила не пустили. Он мне передал
дарохранительницу. Я ее отнес в палату. Батюшка сел в епитрахили, в поручах, в
подряснике (до этого я ему прочитал правило ко Причащению). Он прочитал молитву
«Верую, Господи, и исповедую» и причастился Святых Христовых Таин.
В ночь со среды на четверг батюшка,
видимо, не спал. А я очень устал. Потому что батюшка от температуры потел. Я
его переодевал, менял ему постель, простыни, подушки. Я отключился. Но засыпая,
слышал, как батюшка кашляет. Когда утром в 5-м часу я проснулся, он все кашлял.
А потом я узнал, что батюшка в 2 часа ночи присылал кому-то смс, видео. Он
любил своим чадам посылать какие-то поучения, духовные утешительные песни,
что-то полезное для души. И он послал их кому-то в 1 час ночи, кому-то в 2
часа, кому-то в половине 5-го. Так я потом понял, что он всю ночь не спал,
кашель не давал.
Утром батюшка опять стал заходиться от
кашля и синеть. Кислород упал еще больше. Его решили отвезти на КТ легких,
посмотреть динамику. И вот, когда его отключили от кислорода, быстро повезли на
КТ в коляске, ему стало плохо. Он попросил, чтобы я померил у него пульс.
Батюшка вообще очень терпеливый. Чтобы он просил о чем-то таком – это
исключительный случай. Поэтому я сразу перепугался. У него сердце колотилось
очень сильно: не хватало кислорода. Мы бегом вернулись в палату, подключили его
к кислороду. И вроде бы нагнали до 70%. Но батюшке это уже не помогло.
Я стал срочно звонить в монастырь, чтобы
привезли Тело и Кровь Христовы. М. Кириена (Жемчужнова) с о. Даниилом
(Махановым) взяли запасные Дары и очень быстро приехали. В это время я, как
мог, старался батюшку поддерживать, держал его за руку, по голове гладил.
Говорил: «Батюшка, Вы прожили жизнь и угождали всегда Христу, Вас Христос не
оставит ни в коем случае без Причащения перед смертью». Так и случилось. Слава
Богу! Я – бегом вниз. Отца Даниила опять не пустили. Я взял у него
дарохранительницу, побежал наверх. Батюшку уже вовсю трясло, и его хотели уже
везти в реанимацию, ‒ я попросил: «Еще одну минуту подождите! Нельзя! Вы его
сейчас в кому введете, и мы его не причастим». И когда батюшка увидел, что я
забежал с Дарами, он сам сел. Я прочитал «Верую, Господи, и исповедую», и
вложил ему в уста Тело и Кровь Христовы. Он проглотил и попросил запить. Запил.
И тут же его взяли под руки, уложили на переносную кушетку. Только он лег,
стали выносить из палаты, и он потерял сознание, буквально через 2–3 минуты
после Причастия. Но причастился он в полном сознании, сам попросил запить. Мы
побежали к лифту, батюшка был без сознания. В лифте ему стало еще хуже, он
вдруг, как воробышек, как птичка пойманная, затрепетал, застонал легонько,
тихонько. Слегка потянулся как бы вверх, как будто из него что-то вынимали.
Наверное, душа выходила из тела. Застонал и опустился уже как тряпочка на
кушетку.
Когда мы забежали в реанимацию, он уже был
безжизненный; его подключили к аппарату искусственного дыхания, но это уже было
неважно. И хотя сердцебиение еще было полтора часа, и дыхание искусственное
было, но это были, так сказать, остатки жизни, которые душа оставила в теле, а
самой души уже не было. Это мое личное впечатление, я так подумал.
Когда батюшка лежал в реанимации, я стал
всех обзванивать, просить молитв. Конечно, для всех это был удар сильнейший.
Особенно для сестер в монастыре. Я представить себе не могу, что там
происходило. И мое состояние тогдашнее трудно передать. В голове сумбур, но я
пытался молиться. Сначала прочитал за батюшку благодарственные молитвы по
Причащении. Потом вдруг обнаружил в своем кармане его нательный крест: когда мы
пошли на КТ, сказали крест снять. Я испугался, что батюшка лежит там, тело еще
не совсем умерло, а он без креста. Я пошел к врачам, попросил, и меня пустили в
реанимацию. Батюшка, бедный, лежал в беспомощном состоянии, во всех этих
трубках. А температура, видимо, поднялась высоченная: лоб был в испарине, в
крупных каплях. Я протер ему лоб, привязал нательный крестик к его руке. Через
час ко мне подошла заведующая отделением и сказала, что батюшка скончался.
Первые слова, которые я сказал: «Слава Богу!» Я молился Матери Божией: если
Господу угодно забрать батюшку, чтобы он долго не лежал в этих трубках, чтобы
его забрал Господь сегодня, в день причастия. Смерть констатировали через
полтора часа после того, как он в сознании причастился.
У меня давно была тайная мечта. Думал: вот
хорошо было бы так – при кончине батюшки быть с ним рядом, держать его за руку
и утешать теми словами, какие Господь мне даст. Потому что даже для старца
переход в иной мир, разлучение души от тела – это испытание. Никто не думал,
что это будет в больнице. И Господь мое желание исполнил, я был рядом с
батюшкой в момент его кончины, я держал его за руку, я его утешал словами.
Потому я считаю себя самым счастливым человеком на свете.
