Палехский художник Вадим Зотов летом в 1985 году побывал в с. Жарки у о. Амвросия, вернулся, рассказывает: батюшка и поет, и музыку сочиняет, и на фисгармонии играет, и столько людей у него, и в его старенькую «Ниву» по 7 человек усаживается, а ходит он плавно, как балерина...
Мы до этого уже были верующими. Как-то весной мы с Ириной Ливановой пошли в село Красное на службу (в Палехе тогда не было действующих храмов), смотрим – там служит священник, по всем описаниям похож на жарковского: и ходит плавно, и поет, подпевая хору. Думаем: тот – не тот? Ира ушла сразу после службы. А мне плохо стало: спазмы головы, тошнота, идти не могу. Стою около храма. Батюшка меня увидел и повел в священнический дом напротив храма, говорит: «Хочешь исповедоваться? Вспоминай грехи. Воровала когда-нибудь в детстве?» − «Да, яблоки в чужом саду. Тут в Палехе яблок было много. А мы студенты голодные. Я и не считала, что это грех». Я же с севера приехала, для меня это была фантастика – горы яблок, сразу влюбилась в Палех. Поисповедалась я и чувствую, что засыпаю. Вообще я в чужом месте спать не могу. А тут, когда батюшка положил на меня епитрахиль, я уже, можно сказать, спала. Потом очнулась, спрашиваю: «Батюшка, а что это было? Голова совсем не болит! Всё прошло мгновенно». Возвращаясь пешком в Палех, всю дорогу пела «Богородице Дево, радуйся», такое было состояние – праздник!
Такое же состояние было еще однажды в моей жизни, когда много позже были мы с батюшкой и с монастырскими матушками в Иерусалиме. Нас предупредили, что может быть обезвоживание, что надо пить больше. И когда мы пришли ко Гробу Господню, у меня было ощущение, что стоит только оттолкнуться, и можно полететь, такая легкость внутренняя. Я говорю: «Батюшка, у меня, наверное, обезвоживание. У меня такое состояние, что можно оттолкнуться и полететь». А он: «Котенок! Это тебя благодать посетила».
Потом еще из Дома творчества в Челюскинской поехали в Троице-Сергиеву лавру на службу, там священник меня исповедовал и не допустил до Причастия, потому что я не была уверена, дают ли нам постную пищу в общей столовой или скоромную. Он дал мне епитимью. А когда узнал, что я из Палеха, говорит: «Так там же рядом с. Красное! Там же о. Амвросий! И он не твой духовник? Ты должна сказать ему, чтоб он был твоим духовником». − «Как это – навязываться? Мне кажется это неприличным». − «Вот приедешь, и скажи ему, что я так тебе советовал». Приехала в Красное, так и говорю: «Батюшка, вот мне сказал священник так и так. Я кто вообще?» − «Ну кто? Духовное исчадие!» − «Так что же, батюшка, я чадо Ваше?» − «Ну конечно!» Я так была счастлива. О. Амвросий – такая величина, а я кто такая?
Для Палеха служение о. Амвросия в с. Красном стало значимым событием. Некоторые были верующими с детства, но многих батюшка привел к вере с нуля. Художники между собой общались, говорили друг другу, что в Красном появился необыкновенный священник. Он объяснял все происходящее в храме: что делает дьякон, что иерей. Из Палеха потянулись люди. Многие конспектировали проповеди, как в институте конспектируют лекции – Лиля Зверкова, Лида Туманова. Потом они делились с другими, или мы вместе читали вслух. Мы же ничего не знали. Не было книг. Храмы в Палехе закрыты, в Крестовоздвиженском храме музей, Ильинский просто стоял закрытым. Мы были, что называется, «сырой, необработанный материал». Как-то батюшка подарил Вадиму валенки. Он когда стал мерить их дома, обнаружил внутри деньги. Приехал, говорит: «Батюшка, тут же деньги!» А он: «Ваши!» Они так были удивлены его великодушию.
Батюшка рассказывал, как приходил к нему Толков, которого он шутя называл «Бестолков». Он был тогда вторым секретарем райкома партии, курировал художников, отвечал за их нравственное состояние. Его даже ввели в художественный совет, на что имеют право только члены Союза художников. А его ввели от райкома партии. Позже, уже после отъезда о. Амвросия, сюда прислали сотрудника КГБ, который сформировал в Палехе отдел КГБ для контроля за художниками, посещающими храм. Присылали к нам лекторов из Москвы для агитации. Когда Толков узнал, что художники стали ездить в с. Красное в церковь, он приехал к о. Амвросию, увидел, что при храме работают люди с высшим образованием. Он возмущенно стал говорить батюшке: «Как это в церкви люди с высшим образованием? Тут же бабки одни!» А о. Амвросий его спрашивает: «Ну, вот сейчас какой год?» − «1986». − «А летоисчисление от чего, от какой даты?» И тот задумался: «Не знаю... Может, революция какая-нибудь была» О. Амвросий: «От Рождества Христова». − «Не может быть! Это вы своим прихожанам рассказывайте! Это ерунда!».
В с. Красное потянулись из любопытства даже директора: директор школы, директор художественного училища Большаков. Позже целая комиссия от училища приезжала, чтобы подтвердить, кто туда ходит в церковь. Был составлен список, где я тоже была – Щаницына Е. Ф. Стояли возле храма после службы и записывали. Некоторых это напугало так, что они перестали ходить в церковь. Очень активная проводилась работа, лекторов-атеистов из Москвы присылали. Даже главный редактор журнала «Наука и религия» приезжал с лекцией. Один атеист такую лекцию прочитал, что после нее люди только утвердились в вере. Он сказал такую мысль: «Чтобы прийти к вере, надо опуститься до дна греха, вот тогда, когда ударишься о дно, тогда начнешь подниматься».
Ко мне ходил все время Рябов из райкома партии – инструктор по воспитанию молодежи. Отчитывал, что сына неправильно воспитываем: «Почему он не комсомолец? Как это так?! Он не поступит в училище. А в армию пойдет, его будут там воспитывать. Чего вам не хватает? Может, пригласить из Москвы театр “На Таганке”?» Я говорю: «Да Вы что?! В Палех – театр “На Таганке”?!» Мы ездили в этот театр с Ирой Ливановой смотреть «Гамлета», там билеты не достанешь! «Ну, давайте что-нибудь организуем. Чего вы хотите, чего вам не хватает? Зачем ходите в церковь? Кто вам это внушает? Амвросий?» Говорю: «Нет! Я и без Амвросия ходила, я и в другие храмы, монастыри ездила». И он ушел.
Ходили из Палеха на службы к о. Амвросию, наверное, все мастерские… Булдаковы двое, Смирновы двое, Ольга Фролова с мужем, Зотов с Ливановой, я с сыном, Лиля Зверкова с дочкой, Лида Туманова, Сережа Морозов с женой, Нина Богачева, Слава Морокин, Антонина хроменькая, Люба Мельникова, все лучшие художники... Это стало причиной антирелигиозной кампании в Палехе, и в результате батюшку убрали из Красного, а нас хотели выгнать из Союза художников, кто там состоял. Алексей Кочупалов, председатель Палехского Союза, написал письмо в Москву в Союз художников, что надо выгнать таких-то. Но в Москве вопрос закрыли: мое имя было уже известно, я училище окончила с красным дипломом в 1970 году, и сразу мои работы стали брать на выставки, даже на международные. Вообще в Москве в те времена гораздо спокойнее относились к верующим. А потом уже и здесь стали отказываться от своих слов те, кто выступал против православных.
В 1987 батюшка уехал в Иваново. И в том же 1987 году у нас на собрании Союза Художников разогнали всех коммунистов, ни один коммунист не вошел в правление Союза.
Однажды на моих глазах было чудо. В Иваново в монастыре батюшка исповедовал в пономарке. Мама привела глухого мальчика, спрашивает: «Как нам быть? Благословите на операцию?» Батюшка помолился и стал с мальчиком разговаривать – мальчик все слышит. Батюшка подозвал меня: «Видишь? Он слышит все!» Стал говорить шепотом: «Ну что?» И мальчик всё слышит. Батюшка говорит: «Иди, всё ты слышишь».
